Лейб-гвардии Кирасирский Ея Величества полк.

Появление кирасир в России.

В Российской империи кирасирские полки были сформированы при императрице Анне Иоановне по представлению графа Бурхарда Кристофа Миниха. Представление было вызвано желанием иметь в нашей армии особый род тяжелой кавалерии, предназначенной для действий против легкой турецкой конницы.
1731 г. Выборгский драгунский полк переформирован в Кирасирский Минихова полк
1733 г. Невский драгунский полк получает наименование Лейб-кирасирский, а Новгородский драгунский - Бевернский кирасирский. До 1727 г. Новгородский драгунский полк именовался Ярославским драгунским полком и вел свое старшинство от драгунского полка князя Григория Ивановича Волконского. Точная дата формирования драгунского полка князя Волконского неизвестна. Однако, исходя из списков офицеров драгунских полков времен Петра Первого можно сделать вывод, что на 1702 г. полк уже был сформирован.
1738 г. Бевернский кирасиркий меняет имя на Брауншвейгский кирасирский.
Впоследствии Лейб-Кирасирский получает наименование лейб-гвардии Кирасирский Ея Величества полк, а Брауншвейгский - лейб-кирасирский Его Величества полк.
Таким образом в 1738 г. в России сформировано 3 кирасирских полка:
- Кирасирский Минихова полк (бывший Выборгский драгунский)
- лейб-гвардии Кирасирский Ея Величества полк (бывший Лейб-Кирасирский, Невский драгунский полк)
- лейб-кирасирский Его Величества полк. (бывший Брауншвейгский кирасирский, Бевернский кирасирский, Новгородский драгунский, Ярославский драгунский, драгунский князя Волконского полк)
В 1740 г. из Казанского драгунского полка формируется четвертый кирасирский полк Кирасирский Принца Петра Курляндского полк.

Кирасиры в живописи.

Гебенс(Йебенс) Адольф Иванович (Adolph Jebens, 1819-1888 гг.) - немецкий художник-портретист и баталист, в 1844 г. переехал в Россию. Наибольшую известность Гебенсу принесла серия полотен, посвящённая русской армии. Известно 137 картин, причём ряд произведений считаются утраченными и известны только по позднейшим литографиям. Картины эти были созданы в период с конца 1840-х гг. до 1863 г., когда Гебенс уехал в Германию.

В Германии Гебенс продолжал работать над своими российскими военными сюжетами вплоть до 1869 г. За эти работы Императорская академия художеств присвоила ему в 1861 г. звание академика. Работы Гебенса хранятся в Государственном Эрмитаже, Артиллерийском музее, мемориальном музее А. В. Суворова, Русском музее, Центральном Военно-медицинском музее и собраниях императорских дворцов в Гатчине, Царском Селе и Петергофе. В Берлине Гебенс до конца своей жизни пользовался репутацией искусного портретиста, и его портреты хранятся во многих музеях Германии и Польши.

Воспоминания князя Трубецкого о службе в кирасирском полку.

Князь Владимир Сергеевич Трубецкой (1892-1937) - писатель и мемуарист описал свою службу в Гвардейской кавалерии русской императорской армии с достоверной точностью, воспроизведя все, чему сам был свидетель. Владимир Сергеевич был расстрелян в 1937 г. в ходе репрессий, и книга осталась незаконченной. Во время ареста князь незаметно вставил мемуары в детский сапожок, таким образом сохранив книгу для потомков.

Молодой князь Владимир Трубецкой после разговора со своим дядей Алексеем Капнистом принимает решение сделать карьеру в сухопутной армии. Купив издание с иллюстрациями форм полков царской армии, Владимир со своей невестой пытаются выбрать полк, исходя из красоты формы. По местам все расставила мать Владимира, сказав, что служить необходимо только в гвардии. Звезды сошлись так, что для карьеры Владимира был избран Кирасирский Ея Величества полк, расположенный в Гатчине. По воле матери исполнилось пожелание Владимира относительно красоты мундира полка, форма синих кирасир ему очень понравилась. План был типичен для дворянского юноши из богатой семьи: поступить вольноопределяющимся в полк, сдать экстерном двухгодичный курс Николаевского кавалерийского училища и получить офицерское звание. После этого молодой человек считался состоявшимся, можно было женится.

В 1911 г. в Николаевском кавалерийском училище действовала 12-ти бальная система выпуска. Чтобы выйти офицером в гвардию было необходимо получить в среднем не ниже 9-ти балов. Получившие на экзамене средний бал ниже 9-ти, могли выйти только в армейские полки. Отметка ниже 6-ти по любому из предметов считалась неудовлетворительной, а получивший 5 балов - проваливался.

Программа в училище была объемной, на вольноопределяющихся, которые пытались сдать экстерном двухгодичный курс, смотрели косо и «резали» на экзаменах по чем зря. Вольноопределяющихся из богатых дворянских семей, желающих стать офицерами, готовили к экзаменам специализирующиеся на этом деле офицеры, и стоило это немалых денег. Особо славился умением готовить к экзаменам некий капитан Басевич. Готовил он «с ручательством», но брал бешенные деньги – до 1000 руб. с персоны. Хотя с ним можно было торговаться.

В полку вольноопределяющимся полагалась форма рядовых, но даже она была добротна и красива. Черные вицмундиры с золотыми пуговицами и к ним медные каски с гренадкой. Выдавался также белый парадный мундир, красиво обшитый на обшлагах, вороте и груди яркими желто-голубыми полосами. Парадный мундир назывался колетом, пуговиц на нем не было и застегивался он на крючки, так как в конном строю поверх него надевались медные латы - кираса.

К колетам полагались позолоченные каски, увенчанные на макушке большими золотыми двуглавыми орлами с распростертыми крыльями. Сюда же полагались краги - особые белые перчатки с огромными твердыми отворотами, как у средневековых рыцарей. Имелись в обмундировании и желтые тужурки верблюжьего сукна с черным воротником и простые защитные гимнастерки. Все ремни амуниций белоснежные, как и во всей гвардии.

Как только вольноопределяющиеся одели солдатскую форму между ними и господами офицерами сразу выросла огромная пропасть. Теперь с человеком, одетым в офицерскую форму, уже нельзя говорить просто и держать себя свободно, даже несмотря на принадлежность к высшему дворянскому кругу. Необходимо было уметь доложить о себе офицеру, правильно предстать «пред его очи», придерживая палаш и каску и смотря в лицо почтительно и весело.

Князю Трубецкому и остальным вольноопределяющимся удалось сдать унтер-офицерский экзамен, несмотря на то, что верховую езду они провалили. Спасительницей новоиспеченных унтер-офицеров оказалась Варвара Михайловна Жилинская - супруга начальника Генерального штаба и родная тетя Миши Осоргина одного из вольноперов. Она написала коротенькую, но красноречивую записку командиру полка генералу Бернову, добряк генерал мог отказать кому угодно, но только не Варваре Михайловне. В приказе по полку все числились как удовлетворительно сдавшие смотр и числящиеся в командировке для держания офицерских испытаний при Николаевском Кавалерийском училище.

До экзаменов оставалось всего 2 месяца… За это время нужно было освоить 2-х годичный курс по 14-ти предметам, из которых один учебник военной истории заключал в себе около тысячи страниц! А все предметы составляли тысячи и тысячи страниц! Вся надежда была на капитана Басевича Виктора Ивановича. С капитаном договорились еще в начале зимы, и он уже тогда неохотно дал свое согласие на подготовку. Гвардейские вольноперы лезли к нему со всех сторон, и он набрал себе уже 15 учеников. Приняв еще нас, кирасир, у него набралось 19 человек.

Капитан Басевич был командиров роты лейб-гвардии Павловского пехотного полка. Что побудило заняться его подготовкой вольноперов - неизвестно, но его имя было известно в самых фешенебельных кавалерийских полках гвардии. Благодаря Басевичу многие знатные и богатые молодые люди, выходцы из вольноперов, имели счастье блистать корнетами.

Басевич зарабатывал ежегодно тысяч десять на своих вольноперах, за что офицерство Павловского полка смотрело на него косо, считая, что он занимается грязным, совсем неподходящим ему делом. В полку поднимали вопрос об удалении Басевича, но он как будто и в ус не дул, и плевал на все и всех, продолжая выгодное для себя дело. Его терпели, потому что Виктор Иванович был одним из лучших ротных командиров, а его рота на смотрах бывала одной из первых. В первых боях 1914 г. Басевич был убит, будучи во главе своей роты, выказав себя прекрасным начальником и в боевой обстановке.

Пехотинец Басевич, как ни странно, специализировался на Николаевском кавалерийском училище, в другие училища он не готовил, несмотря на почти одинаковую программу. Виктор Иванович хорошо изучил вкусы и требования педагогов, среди которых он имел родственника и близкого приятеля. Жил Басевич в казенной полковой квартире на Миллионной, где и готовил вольноперов к экзаменам. Денщиком у него был типичный павловец Василий – курносый, рыжий, весь в веснушках, ибо Павловский полк комплектовался именно таким типом людей в подражание наружности императора Павла.

Педагогические приемы Басевича были разнообразны и весьма оригинальны. Наиболее скучные и сухие истины капитан преподносил так весело и остроумно, что они воспринимались совсем легко. Кое-где он вставлял неожиданное и похабное словечко, что все взрывались раскатистым смехом. Словечко врезалось в память, заставляя по ассоциации запомнить и понять фразу, имевшую особо важное значение.

Бывало некоторые путанные истины были подопечным не ясны, и кто-нибудь просил у него объяснений, на что Басевич очень цинично отвечал:
«Да вы что, юноша, или на самом деле всерьез хотите учится?! Нет, родной мой, я всерьез не учу… Я учу вас втирать очки! Запомните это… Вам наука не нужна, вам нужно только сдать экзамен. Если хотите учится наукам - поступите в училище и учитесь там два года… Да-с, я же за два месяца научить вас наукам не могу. А как втирать очки на экзаменах - это моя специальность. Так вот, юноша, то, что вы меня спрашиваете - есть праздное любопытство с вашей стороны, так как не было еще случая, чтобы экзаменатор N спросил бы это на экзамене. Удовлетворитесь тем, что такое правило игры.»

В большом светлом зале выстроилось в одну шеренгу свыше 70-ти вольноопределяющихся. На правом фланге белые кавалергарды с великаном Оболенским во главе, конногвардейцы, мы, кирасиры, далее - гвардейские казаки и вольноперы полков 2-й Гвардейской дивизии и, наконец, армейцы, которых набралось очень много. Синие, желтые, белые, красные уланские лацканы, гусарские доломаны, пунцовые, малиновые и темно-синие рейтузы, золото и серебро, сверкающее на касках, лакированные кивера, гусарские шапки с белыми султанами - словом, почти вся изумительная российская кавалерия в полном параде - картинка, достойная кисти художника.

1912 год был исключительным по количеству явившихся к экзаменам вольноперов. По окончании церемонии представления нас разделили на две равные группы. Наша кирасирская дивизия попала во 2-ю группу, и поэтому на экзамен мы должны были явитьсяна следующий день. Первая же группа должна была начать «резаться» сегодня же.

Первый экзамен был один из самых трудных - по артиллерии. В тот же вечер нам стали известны его результаты. Они были убийственны: посыпалась добрая половина... и это на первом же предмете! А если так, то кто же уцелеет до конца? Гусар Андриевский, басевический ученик, попавший в первую группу просыпался с треском. Правда, он был изрядным тупицей, но все же басевический ученик!

Это было неслыханное событие. Басевич, волновавшийся едва ли меньше нашего, не выдержал и помчался в училище разнюхивать атмосферу. Мы ожидали его возвращения в его квартире на Миллионной, слушая, разиня рты, рассказы несчастного Андриевского о том, как нынче резали вольноперов. Часа через два Басевич привез малоутешительную весть: в этом году в училище было получено предписание свыше - производить испытание вольноперам как можно строже, дабы допустить к производству только тех, которые досконально усвоили все военные науки. Необыкновенное количество собравшихся в этом году вольноперов кому-то и почему-то не понравилось. Словом, свыше было предписано нас «резать», и это предписание теперь с усердием проводилось в жизнь училищным начальством, решившим на первых же двух экзаменах (по артиллерии и тактике) сделать самый беспощадный отбор и разом отсечь наиболее слабых. Для экзаменаторов это должно было значительно облегчить дальнейшую процедуру экзаменов.

Провалились многие... Наш Сашенька Искандер, высоко и недоуменно приподняв брови, безнадежно и томительно погибал, споткнувшись на расходящемся и сходящемся веере батареи, в котором он заплутался, как в трех соснах - а ведь басевический ученик, кончивший в свое время Императорский лицей!

Вот кавалергард Струков заблеял у доски что-то маловразумительное и дрожащей рукой вывел на доске такую невероятную и дикую траекторию, что его тут же погнали от стола. Вот красиво и с треском, молниеносно, срезался атаманец Бескудин, не ответив ни на единый вопрос. Хоть и срезался, но с достоинством и невозмутимо.

- Князь Трубецкой! - громко и как гвоздем по стеклу, совсем неожиданно позвали у стола, и сразу же нехорошо затряслось у меня в коленках. Шел я к доске, убежденный в провале. Шел бравой и деланно-веселой «молодецкой» походкой, стараясь изо всех сил скрыть от товарищей волнение. Шел, как на эшафот, повторяя про себя:
«На людях и смерть красна!»
Подошел к страшному столу, зеленое сукно которого вдруг близко и четко вырисовалось передо мною с двумя чернильницами, ручками, карандашами, листками и прочими жуткими подробностями.

Щелкнув шпорами, весело вытянул первый с края билет, как сейчас помню, номер 13 - самый, что ни на есть поганый и мистический номер! С выдержкой сделал я отчетливейший поворот направо - ать, два! - браво подошел к доске, снова колышком повернулся - ать, два... - лицом к комиссии, глубоко вобрал в легкие воздух и, зажмурившись, глянул на билет...

В первую минуту я еще не понимал, что спасен. Понял я это вдруг. Мне достался шрапнельный снаряд, дистанционная трубка и деривация снарядов - это я знал. Я отвечал весело и браво. Задачи по обстрелу площадей решил правильно. Лишь немного замялся, когда экзаменатор помимо билета начал гонять меня по всему курсу, задавал каверзные вопросы. И вот, наконец, экзаменатор сухо пробурчал: «Ступайте!».

Ф-ф-у-у!!!... Какой это был вздох облегчения и какими веселыми ногами выкатился я из класса! 10 баллов - такова была моя отметка - больше, чем нужно для «гвардейского балла». Чувство большой гордости охватило меня. Я был не хуже других. Больше того - я оказался лучше многих. Как хорош был Божий мир в ту минуту! Провалившиеся смотрели на меня завистливыми глазами, и я почувствовал, что начинаю «выходить в люди».

В следующие два дня обе группы резались по тактике. На этом экзамене окончательно провалились почти все те самые вольноперы, которые срезались по артиллерии, плюс еще несколько человек. Это был не экзамен, а настоящий разгром. Мы решали на картах-двухверстках тактические задачи применительно к действиям кавалерийской дивизии и конной батареи, писали диспозиции и потом отвечали по всему курсу. Экзамен длился несколько часов, а экзаменовали офицеры Генерального штаба. По тактике я получил лишь 8 баллов, но и этой отметкой был счастлив - немногие ответили лучше, а провалившихся оказалась тьма.

После этих двух труднейших экзаменов в обеих наших группах осталось не более 30 человек. Басевические ученики прошли лучше всех. Сам Басевич, досконально разнюхавший, чем пахнет в училище, подбадривал нас и утешал уверениями, что теперь, после тактики, нас резать больше не будут. Он оказался прав, и, действительно, все остальные экзамены прошли для всех сравнительно гладко.

Я верно понял дух училища и уделил большое внимание чисто внешней манере, как держать себя перед экзаменаторами, стараясь понравиться им отчетливостью ответов, бравой, веселой выправкой и тактичным очковтирательством, которое у меня удавалось замечательно. Правда, на одном очковтирательстве без знания предмета далеко не уедешь, тем не менее именно эта моя способность втирать очки способствовала моему успеху. Были вольноперы, которые знали предметы лучше меня, а получали на экзамене более низкую отметку только потому, что не умели подпустить пыли в глаза, а если и пытались подпустить таковую, то выходило это у них бестактно или неумело.

Из 30 человек лучше меня по 82 отметкам шел только умница Танеев, да еще, быть может, человека два - не больше. Курьезно прошел у нас очень трудный экзамен по военной истории, к которому надо было вызубрить устройство нашей армии чуть ли не во все эпохи, а также решительно все сражения, где принимала участие русская армия, начиная со времен Петра Великого и кончая последней японской кампанией. Бесконечные войны России со шведами, турками, пруссаками и Наполеоном изобиловали именами русских и иностранных генералов и кровопролитными боями, про которые нужно было уметь рассказать, ничего не перепутав и сделав критический обзор... А чего стоил один Суворов... Праведный Боже!.. Понятно, что перед этим экзаменом многие трусили не на шутку.

Всем трусившим Басевич порекомендовал обратиться к некому Кудрявцеву - скромному и незаметному служащему училища, занимавшему должность вахтера. Говорили, что этот тип уже несколько лет подряд выручал на истории вольноперов. Кудрявцева нужно было подмазать, а брал он с «рыла» всего лишь по четвертному. Этого маленького и невзрачного человечка в черной штатской курточке часто можно было встретить в коридорах училища, где он шлялся с деловым видом. Был он какой-то бесцветный, сумрачный и молчаливый, но в его тусклых и маленьких глазках, казалось, было написано: «я совсем не дурак».

Поймали мы его в уборной и обработали в два счета, передав ему в день экзамена несколько сот рублей, собранных чуть ли не со всех вольноперов. Экзамен по военной истории был особенно торжественен. Присутствовал сам начальник Николаевского кавалерийского училища генерал-лейтенант Миллер Евгений Карлович, лично задававший вольноперам вопросы. Напротив экзаменационного стола стояла доска, на которую вахтер Кудрявцев вешал большие карты того или иного сражения - смотря по билету. Вызываемый к экзаменационному столу вольнопер вытаскивал билет и, выкрикнув его номер, брал в руки отпечатанную программу, после чего подходил к доске.

Тогда Кудрявцев доставал из угла очередную карту огромного размера и, прикрывшись ею, медленно проходил мимо вызванного вольнопера, на одно мгновение закрывая его от взоров комиссии. Ловким движением профессионального фокусника Кудрявцев совал ему в программу листочек с прекрасно составленным и мелко отпечатанным конспектом, соответствовавшим данному билету. Проделав этот номер, Кудрявцев с угрюмым видом вешал карту на доску, после чего медленно отходил в сторонку, скучный и равнодушный. На подготовку полагалось несколько минут, и вольнопер, повернувшись к карте, делал вид, что смотрит в программу, а на самом деле на глазах у всей комиссии торопливо подзубривал конспект.

Проделывалось все это так ловко, что никто никогда на месте преступления пойман не был. Конечно, риск тут был большой и, если бы кто-либо из нас попался с конспектом Кудрявцева, его, конечно, не допустили бы к дальнейшим экзаменам, а с треском выгнали бы вон. Помню, что когда я стоял перед Миллером с конспектом в руках, то вдруг струсил, что попадусь, и поэтому, еле взглянув на конспект, постарался скорее его припрятать. Несмотря на это, я все же ответил довольно гладко и получил по истории девятку.

Многим же моим товарищам конспект этот очень помог. Так, кавалергард князь Ширинский-Шахматов, у которого накануне экзамена умер отец, хотел было вовсе отказаться от экзамена, к которому не мог подготовиться из-за семейных обстоятельств, однако в последнюю минуту он все же рискнул и сдал хорошо, только благодаря конспекту Кудрявцева. Услугами Кудрявцева пользовались не только вольноперы, но и юнкера, так что Кудрявцев, надо думать, зарабатывал на истории хорошую деньгу.

Впрочем он, конечно, всегда рисковал лишиться места в случае, если бы его накрыло начальство. Приходится лишь удивляться, каким образом эти проделки, повторявшиеся из года в год, так никогда и не доходили до сведения училищного начальства. Впрочем, в Николаевском училище юнкера жили удивительно сплоченной кастой, и нравы там царили совсем особые. Дисциплина - адовая, а «цук» (дедовщина) - из ряду вон выходящий, крепко вошедший в традицию. Говоря о традиции, вообще, я должен сознаться, что другого такого учреждения, где сила традиции была бы столь велика, как в Николаевском кавалерийском училище я нигде никогда не встречал.

Производство в офицеры гвардейских юнкеров в силу традиции производил лично Государь и только в день праздника Преображения - 6 августа. Все мы были командированы обратно в свои полки. Благодаря моему высокому росту и представительной наружности, я был назначен ассистентом к полковому штандарту и с этого дня всюду неотступно следовал за этой полковой святыней на учениях и на маневрах, вплоть до самого производства в корнеты.

Полковой штандарт представлял собой прямоугольное шелковое голубое полотнище с изображением лика Христа. Это полотнище было подвешено на двух позолоченных цепочках к высокому и тяжелому резному древку, увенчанному золотым двуглавым орлом - таким же, каким были увенчаны кирасирские каски, но несколько большего размера. Наш штандарт хранился в Гатчинском императорском дворце, и при нем круглые сутки стоял на часах кирасир. Штандарт считался полковой святыней - как бы душою полка - и ему оказывали совсем особые почести.

Штандарту присягали молодые солдаты и офицеры, штандарту отдавали честь, становясь во фронт, даже генералы. Вблизи штандарта никто не смел произнести ругательства или скверного слова. Штатские люди и обыватели обязаны были снимать шапки при встрече со штандартом. В полковом строю штандарт встречали особой музыкой и при его появлении брали «на караул», обнажая холодное оружие и салютуя им. Без штандарта не мог существовать полк, и в случае потери штандарта в бою полк подлежал бы расформированию.

Штандарт был символом полковой чести, полковой доблести, я чувствовал себя очень польщенным и даже гордым, что состою ассистентом при этой замечательной полковой реликвии. Под штандарт назначался особый, надежный и сильный конь. В нашем полку конь этот имел кличку Воротило и был гордостью 3-го эскадрона. Это была самая высокая лошадь во всем полку. Настоящий богатырский конь исполинских размеров, мощный и статный, как монумент, с замечательно красивой шеей и благородной головой, а его бурая окраска с бронзовыми подпалинами как бы усиливала сходство с монументом. Воротило был доброго и покойного нрава.

Знаменосец - штандартный унтер-офицер, был подстать штандартному коню. Это был красавец-детина из хохлов, атлетического телосложения с благоразумным усатым лицом. Как сейчас вижу его верхом на Воротиле со штандартом в руке скульптура, памятник герою, да и только!

Во время полковых учений у нас частенько происходили скандалы с летчиками. Недавно основанная Гатчинская авиационная школа военных летчиков помещалась у самого нашего военного поля, которое одновременно служило и аэродромом. В то время эта была, если не ошибаюсь, единственная авиационная школа на всю Россию - школа, давшая в Мировую войну многих храбрых и самоотверженных летчиков, приобретших громкую славу своими боевыми подвигами.

Бывало так, что в самый разгар наших кавалерийских эволюций - внезапно с оглушительным треском на поле появлялся тихоходный, неуклюжий и неповоротливый «Фарман», похожий с виду на какую-то большую и нелепую этажерку. Причем сия трескучая этажерка медленно и тяжело пролетала над нашими головами на высоте всего лишь нескольких аршин, едва не касаясь своими колесами острых кончиков наших пик. Эта безобразная штучка страшно пугала лошадей, заглушая команду начальства и сигналы трубачей, внося своим появлением ужасный кавардак в наше учение.

Несмотря на то, что военное поле было большое, гатчинские летчики почему-то норовили летать именно там, где в данную минуту находился наш полк, имея явное намерение похулиганить. Военная авиация была тогда еще в зачаточном состоянии. Ею интересовались скорее как новым и любопытным видом рискованного спорта, нежели как военным фактором, мощь которого была сомнительна для многих старых начальников-генералов, относившихся к самолетам иронически.

Тогдашние гатчинские летчики - эти пионеры летного дела в России - состояли из офицерской молодежи приключенческого типа, которой надоело тянуть лямку в своих полках. Летчики, увлекаясь своим новым делом, однако, имели хотя и лихие, но тем не менее хулиганские замашки. В новой школе дисциплина по первоначалу была слабая, и молодым летчикам, видимо, доставляло удовольствие портить ученье, а заодно и настроение таким земным существам, какими были мы кавалеристы.

При появлении «Фармана» наш генерал, как правило, входил в раж, грозил пилоту кулаком, а полковой адъютант, вонзив шпоры в коня, карьером летел к начальнику летной школы с требованием прекратить безобразие, что начальник школы далеко не всегда мог выполнить, ибо не знал способа, каким бы он мог вернуть обратно первобытный самолет, управляемый шутником-летчиком. Наш генерал - фанатик кавалерийских учений - требовал наказания летчика за хулиганство, но начальник летчиков - не меньший фанатик своего дела - напирая на неведомую нам технику, всегда находил оправдания для своих офицеров. Не смея входить в пререкания с таким влиятельным генералом, каким был Арапов, летное начальство предлагало на будущее время согласовать расписание занятий на военном поле, однако никакие согласования не помогали, и бесшабашные летчики по-прежнему портили кровь бравого нашего генерала и ревностных командиров эскадронов. В этом как бы сказывался своего рода антагонизм между старым, отживающим видом оружия (каковым была наша тяжелая кавалерия) и новой нарождающейся военной техникой, громко заявлявшей свои права.

Когда я был произведен в офицеры, то вскоре очень подружился с всегда веселым и трескучим поручиком Урусовым страшим. Наружность у него была довольно представительная. Несколько полный, молодой, но уже сильно лысеющий, длинноносый и черноусый, всегда пахнущий шампанским, Урусов слегка заикался, и этот порок речи очень к нему шел, как бы подчеркивая то остроумие, какое он часто проявлял в пререканиях со своим собеседником.

Помню такой случай, весьма типичный для Урусова. В Гатчине умер какой-то уважаемый отставной генерал. Хоронили его, как и полагалось, с парадом, на который были назначены воинские команды от всех частей Гатчинского гарнизона. От нашего полка был назначен сборный эскадрон под командой Урусова-старшего. Эскадрон вышел в конном строю в полном параде, то есть при колетах, касках и кирасах, но без винтовок, которых вообще при кирасах носить не полагалось. Командовать общим парадом был назначен артиллерийский полковник из квартировавшей в Гатчине артиллерийской бригады.

Когда наш эскадрон выстроился уже возле кладбища, артиллерийский полковник подъехал к Урусову и потребовал, чтобы наши произвели над могилой генерала ружейный салют, совершенно упустив из вида, что кирасиры по положению на парадах бывают без винтовок. В ответ на требование полковника блистающий золотом Урусов, приложив свою руку, затянутую в ослепительную белую крагу, к каске, самым вежливым тоном проговорил, слегка заикаясь, но так, чтобы весь эскадрон мог услышать:
«Очень жаль, господин полковник, что вы нас раньше не предупредили: я бы приказал накормить своих людей горохом».
«При чем тут горох?» - спросил недоумевающий начальник парада.
«Но господин полковник, люди, сытно накормленные горохом, могут для салюта обойтись и без винтовок».
«Как ваша фамилия?» - резко спросил полковник, нахмурив брови.
«Поручик князь Уру-уру-урусов ста-а-аарший, господин полковник!» - отвечал наш герой, отдавая честь с самым любезным видом.

Наступила пауза, во время которой весь эскадрон изо всех сил надувался, чтобы не прыснуть со смеху, а тем временем полковник, понявший, наконец, свою ошибку, сконфуженно пожав плечами, быстро отъехал прочь. На следующий день злополучный полковник прислал нашему командиру полка отношение, в котором требовал подвергнуть поручика князя Урусова дисциплинарному взысканию за дерзкий ответ в строю.

Наш генерал вызвал к себе для объяснений Урусова, но узнав от него во всех подробностях, в чем заключалась его вина, много смеялся и не только не наказал, но наоборот объявил в приказе благодарность поручику князю Урусову за находчивость. Хорошие полковые командиры всегда выгораживали своих офицеров перед чужим начальством. К тому же между артиллерией и кавалерией существовал определенный антагонизм.

Литература.

А. Ю. Бондаренко "Лейб-кирасиры", Военное издательство, Москва, 2010 г.

Г. Э. Введенский «Армейских будней летописец художник А. И. Гебенс (1819-1888)», энциклопедия русской армии Санкт-Петербург, Атлант, 2006 г.

Трубецкой Владимир Сергеевич «Записки кирасира», Москва, Берлин, Директ-Медиа, 2020 г.

Материалы по теме.

История Российской империи в медалях.

2-й кадетский Императора Петра Великого корпус

Гренадеры Петра Первого

лейб-гвардии Санкт-Петербургский гренадерский полк





Таврический 6-й гренадерский полк

генерал-майор Ермолов на батарее

Екатеринославский 1-й лейб-гренадерский полк

Императорское Военное Охотничье Общество

Гражданский инженер

Белгородский 12-й уланский полк

За усмирение Венгрии и Трансильвании

Мариупольский 4-й гусарский полк

Александрийский 5-й гусарский полк

Лейб-гвардии Уланский Его Величества полк

За храбрость и усердие

Лейб-гвардии Кирасирский Его Величества полк

Крест «За победу при Прейсиш-Эйлау»

Приз за фехтовальный бой 2-го достоинства

Изюмский 11-й гусарский полк

Крест За службу на Кавказе

За взятие штурмом Ахульго

Владимирский 61-й пехотный полк

За Турецкую войну 1828-1829

Вознесенский 8-й уланский полк

Лейб-гвардии Московский полк

Гвардии Преображенский полк

Старорусский 113-й пехотный полк

Орден Св. Анны 4-й степени

За покорение Ханства Коканского

Углицкий 63-й пехотный полк

Тобольский 38-й пехотный полк

Пехота Наполеона

За усердную службу в Морской охране

01 марта 1881 г.

Гродненский гусарский лейб-гвардии полк

За переход на Шведский берег

Кексгольмский лейб-гвардии полк

За проход в Швецию через Торнео

Финляндский 1-й стрелковый артиллерийский дивизион

Лента "За храбрость" к ордену Св. Анны 4-й степени

Николаевское Инженерное училище

Ряжский 70-й пехотный полк

В память Турецкой войны 1877-1878 гг.

Финляндский 9-й стрелковый полк

За взятие Парижа

Сумский 1-й гусарский полк

За труды и храбрость при взятии Праги

Кавказская гренадерская артиллерийская бригада

Низовский 23-й пехотный полк

За прививание оспы

Вятский 102-й пехотный полк

Виндавский 180-й пехотный полк

За бой Варяга и Корейца

Лейб-гвардии Казачий полк

Ледяной поход

Л.гв. Кирасирский Императрицы Марии Федоровны полк

Аннинский комплект на шашку

Нарвский гусарский полк

Л.гв. 1-я артиллерийская бригада

Общество правильной охоты Черноморской губернии

Астраханский драгунский полк

В память Войны 1812 г.

Очаковский крест

Крест "За взятие Базарджика"

Лейб-гвардии Измайловский полк

За защиту Севастополя

Лифляндский пехотный полк

За взятие Варшавы 1831 г.

Троицкий пехотный полк

Юрьевский пехотный полк

Лейб-гвардии 4-й стрелковый Императорской фамилии полк

200-летний юбилей лейб-гвардии Кексгольмского полка

Нижегородский 17-й драгунский полк

Астраханский 12-й гренадерский полк

Эмблемы на погоны, кокарды, пуговицы

За путешествие кругом света

Виленский 52-й пехотный полк

Крепость Варшава

Кронштадтский крепостной артиллерийский полк