|
Знак утвержден 30.08.1913.
|
Золотая сложенная в виде заостренного овала лента, покрытая эмалью красного цвета. На ленте золотые надпись «1я БАТАРЕЯ * 36й APT. БР.» и даты «1805 * 1905». Под лентой скрещенные пушки. На ленту наложен серебряный двуглавый орел, увенчанный золотой Императорской короной. На груди орла золотой щиток, покрытый эмалью черного цвета, с золотыми вензелями Императоров Александра I и Николая II, увенчанными золотой Императорской короной.
|
3.11.1863 г. - сформирована 36-я артиллерийская бригада, при 3-м резервном корпусе в составе 1-й, 2-й и 3-й батарейных батарей. Дислокация всей бригады г. Старый Оскол (1866-1870 гг.), Мценск, Карачев Орловской губернии (02.1913 г.).
|
Воспоминания участника Первой Мировой войны.
Главатских Михаил Лукьянович (1892-1978) - уроженец села Дебёсы Удмуртской области, Георгиевский кавалер,
на фото в звании фейерверкера 36-й артиллерийской бригады.
На службу я отправился 27 ноября 1913 года. В г. Сарапуле пробыл на сборном пункте 4 суток. Там же
принимал военную присягу, в той самой Красной церкви, которая сейчас под военным складом
находится. На четвертые сутки нас отправили с музыкой через реку Кама на лошадях до г. Уфы.
Там погрузили нас в товарные вагоны и поехали мы дальше. Привезли нас в г. Карачев Орловской
губернии, где стояла тогда 36-я артиллерийская бригада. Я служил в третьей батарее, в легкой
полевой артиллерии.
Пройдя курс молодого солдата, меня и многих других из бригады выбрали как способных и послали в
учебную команду на 1 год. Занимался я хорошо и был вторым учеником из 120 человек. Но не успел
окончить обучение, в июле 1914 года была объявлена война с Германией. Нас спешно проэкзаменовали,
тех, кто сдал произвели в фейрверкеры, кто не сдал в бомбардиры. Я, конечно, был произведен
в фейрверкеры и назначен начальником 5-го орудия.
Тогда батареи были еще 8-ми орудийными. В то время мы были в лагерях, в Московской губернии, вблизи села
Клементьева там был большой военный полигон. Срочно выехали и уже к концу июля были в походе на
Брестском направлении.
Наступление в Восточной Пруссии 1914 г.
В то время как наш
13-й армейский корпус
продвигался вперед, 36-я и 1-я дивизии, что были по соседству с юга, отступили,
и немцу удалось пробраться в наш тыл. В окружении мы были с неделю, и под конец, видимо, командование корпуса решило
пробиваться к своим. Командиром корпуса был генерал Клюев, а командующий 2-й армией генерал Самсонов, и оба они
были с нами вместе в окружении.
Танненбергская битва, 27 августа 1914 г.
Bauernfreund - Max Hoffmann, Tannenberg, wie es wirklich war, 1923
Karte von Tannenbergschlacht am 27.8.1914
В последних августовских боях в лесах вблизи Мазурских озер, в последней, решительной схватке, генерала
Самсонова убило осколком с лица в голову, а Клюева взяли в плен. Из того боя вышло нас совсем немного живых.
И я тоже был тогда ранен в левую ногу и в правую руку, а лошадь подо мной была убита наповал. В том сражении на небольшом
участке (примерно с 5 гектаров) погибло около 20 000 людей и более 3 000 лошадей, и вообще все орудия и весь
обоз все погибло. Я, не имея возможности ни двигаться, ни сидеть, лег в самую гущу трупов и пролежал дотемна…
Сколь не трудно было, но все же мы пробились на свою территорию. Как раз тогда ночь угадала ясная, и я очень хорошо
мог ориентироваться по звездам, благодаря чему пошел по границе и перешел ее на вторые сутки около местечка Зимбров.
Явился я в комендатуру, комендант меня принял за беглеца с фронта и запер в каменную казарму. Наутро он меня решил
расстрелять безо всяких разбирательств. Там был цементный пол, вот тут-то я проходил всю ночь взад-вперед по казарме!
Одежды на мне никакой не было, кроме одной гимнастерки, даже нательная рубаха была изорвана на повязку руки и ноги. Правда
и ходить то было очень трудно, а сидеть или лежать совсем невозможно. Утром ко мне еще втолкали человек 15, к обеду
еще человек 30, а к ночи нас уже было 250 человек. Но есть, все еще ничего не давали, только поставили кадку с водой пей на здоровье…
Только на другое утро, когда нас уже было 400 человек, стали допрашивать, как мы отступили и почему
оставили свое оружие и убежали с фронта (в числе 400 солдат были и человек 10 офицеров).
И вот, выяснив обстановку, нас немедленно поставили на усиленный паек и через 2 дня отправили на отдых в
г. Лида. Весь 1915 и 1916 г.г. нас перебрасывали по всему Западному фронту от г. Двинска до г. Риги. К тому
времени я имел уже два Георгиевских креста и медаль "За отвагу". Летом 1916 года я получил вне очереди отпуск,
за отличие в боевых операциях при переходе через реку Двину, каковая несколько раз переходила из рук в руки.
По пути из отпуска, проездом на фронт, я заехал в Петроград, где в то время служил в одной из прифронтовых
частей Павел Федорович Суворов брат моей жены. Он тогда еще был холост. Повидались, погостили друг у
друга, то есть я из дому тоже кое-что вез с собой, была и выпивка. Побыл в Петрограде ровно 2 дня и поехал
на позицию к своим товарищам.
Из г. Двинска поезда ходили вдоль фронта только по ночам, потому что дорога во многих местах
обстреливалась, и даже ночью часто разбивали поезда. Где-то недалеко от г. Двинска, на какой-то разбитой
станции я сидел, и ожидал наступления темноты, а пешком идти надо было километров 40, и я не пошел.
Вот сидел и сидел, да и, видимо, вздремнул уже в сумерках. Вижу совершенно как наяву, свою жену в той же
самой одежде, в которой она проводила меня до станции Чепца. Вот стоит она передо мной и ожидает, когда
я встану. Потом уж я открыл широко глаза, а все еще ее вижу и не помню: где это я и что со мной.
Потом постепенно все разошлось, как в тумане, скоро подошел поезд, и я поехал до своей станции
«Ремерзгоер». Приехал перед рассветом, зашел в землянку и с товарищами уснул часа на 2-3.
Ну, утром как полагается, явился к начальству. Затем повидался с товарищами, они все были живы и здоровы.
Вскоре после моего приезда стали готовиться к генеральному июльскому наступлению протяженностью от Двинска
до Риги. На этот раз, прорвав фронт, прошли на запад километров на 100 и там закрепились всей
армией около г. Суванки Моблин. Там же встретили Февральскую революцию.
Затем нас перебросили на Юго-Западный фронт, в Волынскую губернию, под г. Кременчуг. Стояли возле
Почаевской Лавры. Местность там ужасно красивая. Я даже художественную картину привозил домой на память
и долго хранил ее.
С середины июля 1917 года нас перебросили в Петроград на усмирение большевиков. Но нам не пришлось в
этом участвовать, потому что, не доезжая километров 80 до столицы, пути железнодорожные были разобраны,
а рельсы увезены. Нам пришлось остановиться посреди поля и стоять там, ожидая распоряжения.
После того, как все было покончено в Петрограде, нам был дан приказ следовать походом в г. Пярну. туда мы
прибыли в конце августа 1917 года. Встали на позицию, на береговую охрану Пярнусского залива. Тут мы
и встретили Октябрьскую революцию, простояв без дела до нового 1918 года. После революции нас никто
так уж и не держал сильно, так что многие наши товарищи оттудова поразъехались кто куда: кто домой,
кто в Красную гвардию. Разбежалось и наше начальство, которое в то время было выборным. Я же оставался
до последнего дня, так как был комбатом.
Кое-как, почти насильно сдали мы свои орудия, а тогда их уже было в каждой батарее по 4,
представителю Реввоенсовета фронта, фамилию которого уже сейчас не помню. С ним вместе и с оставшимися
солдатами погрузили орудия и все, что было с ними, на поезд.
Все канцелярские дела тоже сдали тому большевику. Потом вместе со своими орудиями отправился и сам до
станции «Ревель». Там распростившись с председателем Реввоенсовета, я пересел на Петроградский поезд.
Правда, большевик тот очень просил меня остаться при своих орудиях, но я ему в ответ сказал, что
у меня есть семья, которую долгое время не видел. Он посочувствовал и сказал:
«Ну, что ж, поезжай, счастливый Вам путь!».
Тогда я ему оставил свой адрес, потому, что он хотел непременно вызвать только меня опять на свое место.
Когда мы с ним расстались, я сразу подошел к эшелону, который следовал на Петроград, и мне пришлось залезть
на крышу, потому что, нигде больше не было места, а в то время и это считали за счастье, ведь нас ехало
на крышах вагонов не один десяток солдат, хотя дело было в феврале.
С трудом добравшись до г. Вятки, я заболел, видимо все таки прохватило на морозе. И я в Вятке пролежал
2 недели. Домой прибыл в конце апреля 1918 года, то есть перед самой Пасхой.
Литература.
Павел Роготнев, Сергей Жилин газета «Инфопанорама» №3 за 19 января 2006г., и №5 за 2 февраля 2006 г., Удмуртия,
Ижевск.
«Первая Мировая в памяти Сарапула», ред. Пеганова, 2014 г.
Материалы по теме.